Неточные совпадения
Вечером стрелки и
казаки сидели у костра и пели песни. Откуда-то взялась у них гармоника. Глядя на их беззаботные лица, никто бы не
поверил, что только 2 часа тому назад они бились в болоте, измученные и усталые. Видно было, что они совершенно не думали о завтрашнем дне и жили только настоящим. А в стороне, у другого костра, другая группа людей рассматривала карты и обсуждала дальнейшие маршруты.
Например, знакомые тебе барышни с музыкой рассказывали вчера, что уж будто Наполеон пойман нашими
казаками и отослан в Петербург, но ты понимаешь, как много я этому
верю.
Еще более вздор, что приведены были солдаты со штыками и что по телеграфу дано было знать куда-то о присылке артиллерии и
казаков: это сказки, которым не
верят теперь сами изобретатели.
Догадавшись, что сглупил свыше меры, — рассвирепел до ярости и закричал, что «не позволит отвергать бога»; что он разгонит ее «беспардонный салон без веры»; что градоначальник даже обязан
верить в бога, «а стало быть, и жена его»; что молодых людей он не потерпит; что «вам, вам, сударыня, следовало бы из собственного достоинства позаботиться о муже и стоять за его ум, даже если б он был и с плохими способностями (а я вовсе не с плохими способностями!), а между тем вы-то и есть причина, что все меня здесь презирают, вы-то их всех и настроили!..» Он кричал, что женский вопрос уничтожит, что душок этот выкурит, что нелепый праздник по подписке для гувернанток (черт их дери!) он завтра же запретит и разгонит; что первую встретившуюся гувернантку он завтра же утром выгонит из губернии «с казаком-с!».
Пугачев отвечал, что купил ее в Таганроге; но
казаки, зная его беспутную жизнь, не
поверили и послали его взять тому письменное свидетельство.
— Неправда, не
верьте ему! — закричал поляк, обращаясь к
казакам. — Это клевета!.. Копычинского не только Лисовский, но и сам черт не смел бы ударить нагайкою: он никого не боится!
— А вот как: я велел их запереть в холодную избу, поставил караул, а сам лег соснуть;
казаки мои — нет их вшисци дьябли везмо! — также вздремнули; так, видно, они вылезли в окно, сели на своих коней, да и до лесу… Что ж ты, боярин, качаешь головой? — продолжал Копычинский, нимало не смущаясь. — Иль не
веришь? Далибук, так! Спроси хоть пана региментаря.
— Прощай! — говорил он, положив руку на плечо Евсея. — Живи осторожно. Людям не
верь, женщинам — того больше. Деньгам цену знай. Серебром — купи, золото — копи, меди — не гнушайся, железом — обороняйся, есть такая казацкая поговорка. Я ведь
казак, н-на…
Второе было то, что
казаки сыспокон веку смуту разводили, и
верить им было нельзя.
Казакам тоже
верить нельзя — эти продадут.
— О!.. — завопил он. — Кто б мог подумать!
поверить?.. кто ожидал, что эта туча доберется и до нас грешных! о господи! господи!.. — куда мне деваться!.. все против нас… бог и люди… и кто мог отгадать, что этот Пугачев будет губить кого же? — русское дворянство! — простой
казак!.. боже мой! святые отцы!
Казаки не однажды строго предостерегали нас от черкесов, рассказывая поучительные истории в этом духе, — не
верить им я не имел основания.
Ермак
поверил их клятве и отпустил с Иваном Кольцом 40 человек. Как пришли эти сорок человек, татары бросились на них и побили;
казаков еще меньше стало.
— Не
верите мне, так у Корнея Евстигнеича спросите, — сказал на то Хлябин. — Не я один про Мокея Данилыча ему рассказывал, и тот
казак, с коим мы из полону вышли, то же ему говорил. Да, опричь
казака, есть и другие выходцы в Астрахани, и они то же самое скажут. А когда вышли мы на Русь, заявляли о себе станичному атаману. Билеты нам выдал. Извольте посмотреть, — прибавил Хлябин, вынимая бумагу из-за пазухи.
Одна моя знакомая, которая была за учеными мужьями, и все они были дрянь, а теперь она вышла за
казака, и говорит: «
Поверьте, что настоящие мужья — это только
казаки!
Пусть все это знают!» Я и
верю, потому что
казак — это дичок, он еще не подвергался в школе переутомлению, и он всегда просто ест; у него желудок все варит, даже, прости господи, хоть сальную свечку, и он верхом, в движенье, — и ему хочется жить, и вот он ценит присутствие женщины…
Вскоре по приезде Ермака Тимофеевича он прислал послов с дарами, прося защиты
казаков от ногаев, будто бы угрожавших его улусу. Ермак
поверил и послал к нему в помощь Ивана Кольца с сорока лучшими воинами.
Казаки, несмотря на то что один из них был убежден, что начальник заговорен, а другой вполне
поверил рассказу товарища, несказанно обрадовались и громко, почти весело произнесли последние слова.
Нашлись, однако же, добрые люди, которые хотели предостеречь Федора Блискавку от женитьбы на Катрусе Ланцюговне; но молодой
казак смеялся им в глаза, отнюдь не думая отстать от Катруси. Да как было и
верить чужим наговорам? Милая девушка смотрела на него так невинно, так добросердечно, улыбалась ему так умильно, что хотя бы целый Киев собрался на площади у Льва и присягнул в том, что мать ее точно ведьма, — и тогда бы Федор не
поверил этому.
— Всё
казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, — сказал плясун. — Разворочали их; так живой один,
веришь ли, лопочет что-то; по своему.